Легендарный начальник 2-го строительного района по ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС, Почётный гражданин города Железногорска Владимир Константинович Сперанский пережил блокаду Ленинграда. В те страшные времена он был ещё ребёнком.
Предлагаем ВАШЕМУ вниманию воспоминания Владимира Константиновича Сперанского о детстве в блокадном Ленинграде:
«Семья—коренные питерцы. У нас даже место свое семейное на кладбище в Питере есть. Жили в микрорайоне Пороховые.
К началу войны состав семьи был большой – дедушка, бабушка, отец, мать и два брата. Отец с первого дня войны ушел на фронт. Защищал Ленинград. Дошел до Германии и вернулся.
В блокаду дедушка умер от голода. Бабушка была уже в возрасте и работать на производстве не могла. Работала одна мать. Кроме того она дежурила на крыше, нужно было гасить «зажигалки». От них легко воспламенялись крыши и деревянные дома. Я тоже рвался помогать взрослым. Хватал «зажигалки» щипцами и бросал в воду. Помню: летели искры, вода фосфорецировала.
Электричество с первых дней блокады вырубили. Ни света, ни отопления. Обогревали помещения буржуйками. Всю мебель пустили на дрова, да и вообще все, что могло гореть… Воды тоже не было. Канализация не действовала. Воду брали из речки Пундоловки. Это была моя персонально обязанность — хоть пешком, хоть ползком, но чтобы принес воду домой.
Первый год блокады еще были какие-то запасы еды, а на второй и третий год, помню, лежали зимой на улицах трупы мерзлые — люди падали и умирали на месте от голода.
По графику трупы убирали через каждые два дня… Если земля была не слишком промерзшей, если можно было вырыть яму, мертвых хоронили. Но зимой трупы чаще всего куда-нибудь вывозили. Церковь, расположенная в нашем районе, а жили мы, фактически, на окраине Ленинграда, почти вся была забита трупами. После снятия блокады эту церковь в течение нескольких лет не могли очистить от трупного запаха. К счастью, сейчас все нормально. Я там был не так давно. Полагаю, что эту церковь можно было бы сделать, своеобразным памятником павшим блокадникам.
В километре от моего дома находился завод — сейчас это охтинский химкомбинат. «Гнали» там снаряды. Поскольку Ленинград — город промышленный, то ленинградцы не только производили все необходимое для защиты города, но еще и весь фронт обеспечивали. Люди в цехах буквально жили.
Помню голодовки… Ели всю траву весеннюю. Из лебеды делали лепешки и ели. Мать, чтобы получать дополнительные карточки, все время работала—день и ночь. Паек для неработающих был мизерным. Раза два приезжал с фронта отец, привозил то, что специально для нас, блокадников, собирали по крупицам солдаты. Это такая традиция была — войска, как могли, поддерживали блокадников продуктами питания. Мы им — снаряды, они нам — продукты. А еще отец, когда приезжал к нам, стрелял ворон. Мы их варили и ели. Голуби и все домашние животные еще в первый год блокады были съедены.
На второй и третий год блокады немцы стояли совсем рядом. В трех километрах от того места, где мы жили.
В первую голову, фашисты обстреливали производственные объекты, в том числе, и Пороховой завод. По всем цехам стреляли. Но разбомбить все им не удалось.
В уцелевших цехах ленинградцы продолжали работать на фронт. Немцы стремились уничтожить не столько гражданское население и жилые дома, сколько промышленные объекты, но после одного из таких прицельных «расстрелов» на нашей улице осталось два дома.
Одно из ярких воспоминаний: лето, ночь, зенитки ПВО расстреливают немецкие самолеты в свете прожекторов. Черное небо, взрывы, как фейерверк. А на душе у меня радостно оттого, что наши бьют гадов… Красотища!
Еще помню, как однажды днем был подбит немецкий самолет. Мы с братом были на улице. Самолет, падая, пронёсся чуть ли не над нашими головами. Нас с братом сбило с ног горячей волной и кувыркнуло…
Надо отдать должное организованности и стойкости ленинградцев. Город мог задохнуться от антисанитарии, но горожане, едва живые, еле-еле стоящие на ногах, добровольно выходили наводить порядок, очищать улицы от мертвых тел и мусора. Кроме того, ленинградцы постоянно отлавливали «сигнальщиков», предателей, которые, едва завидев немецкие самолеты, запускали сигнальные ракеты, чтобы показать фашистским бомбардировщикам, где расположены наши заводы и склады.
Были, правда среди горожан и те, кто ел человечину… Знаю о таком, подтверждаю, что это было… Некоторые торговали мясом недавно умерших маленьких детей. Но что-то я не припомню среди выживших тех, кто в блокаду промышлял каннибализмом… Не пошло это им впрок!
Еще памятно, как по радио передали о прорыве блокады. Все ждали, что нас тут же всех накормят. Жрать хотелось страшно! Но еду выдавали скудными порциями. Желудки людей за время блокады отвыкли от нормальной и обильной пищи.
В 43 году заработали школы. Я пошел сразу во второй класс, просто сдал экзамены, и меня взяли.
Страх гибели, конечно же, присутствовал в душе постоянно, но нам удалось выжить - мы верили в Победу!».
