35 лет назад, 26 апреля 1986 года, произошла одна из самых страшных техногенных катастроф в истории человечества – взрыв на 4-м энергоблоке Чернобыльской атомной электростанции. В ликвидации последствий аварии на ЧАЭС принимали участие 760 железногорцев. В фондах городского музея хранятся десятки экспонатов, связанных с Чернобыльской историей: документы, фотографии, воспоминания, личные вещи ликвидаторов.
К числу документальных свидетельств относится и пропуск в закрытую зону ЧАЭС, выданный 10 июня 1986 года Вячеславу Алексеевичу РУСАНОВУ – руководителю группы дозиметрического контроля изотопно-химического завода ГХК. За умелые и самоотверженные действия, проявленные при ликвидации последствий катастрофы на ЧАЭС, он поощрен грамотами и благодарностями от руководства УС-605, отмечен нагрудными знаками Союза «Чернобыль» и награжден орденом Мужества.
Вячеслав Русанов возглавлял первую группу специалистов дезконтроля комбината, вскоре после аварии направленную в самое пекло Чернобыльской зоны. Его воспоминания – бесценные свидетельства профессионализма и каждодневного негромкого подвига людей, которые ценой своего здоровья и даже жизни выполняли труднейшую, но такую нужную стране работу.
«Для выполнения работ по консервации 4-го энергоблока ЧАЭС приказом министра среднего машиностроения №211 от 20 мая 1986 года было создано Управление строительства 605. Работа по ликвидации последствий аварии осложнялась тяжелой радиационной обстановкой, фон в районе 4-го энергоблока составлял от 1,5 до 950 рентген в час. Чтобы строители могли приступить к выполнению своих задач, нужно было произвести тщательную дозиметрическую разведку и контролировать дозовые нагрузки персонала.
Для этого в УЭС-605 был создан отдел дозиметрического контроля. В ОДК призвали специалистов со всего Минсредмаша – дозиметристы с навыками работы с радиационным излучением были только в нашем ведомстве. Вся стройка была разбита на 12 районов, каждый из которых обслуживала своя группа дозиметристов. Пробы грунта, воздуха и другие образцы для исследования стекались в общую лабораторию.
7 июня 1986 года я как руководитель первой группы дозиметристов ГХК выехал в Чернобыль. Вместе со мной отправились специалисты А.А. Урусов, В.Е. Кривощеков и С.В. Коновалов. В нашу задачу входило обеспечение радиационной безопасности персонала 1 стройрайона – там работали военные и гражданские ликвидаторы из Челябинска-40. Они возводили каскадную стену вокруг разрушенного энергоблока. Начальником района был С.М.Беляков, главным инженером – В.А.Иванов.
На протяжении двух месяцев, до 8 августа, мы занимались дозразведкой района со стороны завала взорвавшегося блока, определяли безопасные места для дислокации строителей и оборудования, вели контроль работ по дезактивации территории. В 1986 году за одно снятие картограммы дозиметристы получали облучение по 5 бэр при установленной дневной дозе 1 бэр и предельной 25 бэр. Следующие группы дозиметристов ГХК продолжали контролировать работу этого района до полного возведения «Саркофага».
Сначала мы располагались в племсовхозе, на въезде в Чернобыль, затем переехали в школу в Чернобыле – уже в конце 1987-го года. В помещении, где мы первоначально базировались, излучение было 15-50 млР/час. В дальнейшем фон уменьшался, но последствия были ужасающими.
Недалеко от станции стоял обыкновенный лес. После взрыва они вдруг сменил цвет – из изумрудно-зеленого превратился в грязно-желтый, ржавый. Его так и звали – рыжий лес. Потом его выкорчуют, землю перепашут. От рыжего леса останется только огненная опушка...
Организация работ, когда мы приехали впервые, была очень простая. Чем меньше бюрократии, тем качественнее работа. В 1986-м году работали так, как обычно работают русские, когда им никто не мешает. Надо было делать, значит надо, все это понимали. Были, конечно, балбесы, которые лезли куда попало, но в основном все работали очень хорошо.
После уже «режимщики» вмешивались во все процессы, часто до абсурда. Вот, например, у нас на стене висела картограмма с полной экспликацией помещений ВСРО. Каждый день мы показывали на ней измененные данные доз-контроля. Перемена данных была естественной – шла активная дезактивация внутри помещений вспомогательных систем реакторного оборудования, в некоторых проходах выкладывали защитные стенки со свинцом для прохода ликвидаторов. Радиационный фон медленно, но снижался.
«Режимщики» в 1987-м появились: «А что тут у вас? Рентгены, миллирентгены… Это же секретно!». Мы в ответ: «Да всем все давно известно, нет никаких секретов!».
Каждый раз, проводя инструктаж, мы называем цифры. От нас потребовали все данные заклеить. А нам же неудобно контролировать процесс вслепую, мы и схитрили: писали красным фломастером, а заклеивали папиросной бумагой. И нам все видно, и указание выполнили.
В 1987-м мы работали на дезактивации крыш и помещений внутри 3-го блока. Там всё было загрязнено: стены, пол. Кругом валялись куски графита. Опять же, какой-то умник спроектировал атомную станцию с рубероидной кровлей, в которую после пожара всё впиталось и приходилось отдирать. В районе деаэраторной этажерки, которая идет вдоль всех блоков, пришлось крышу на два метра нарастить, она была вся в дырах. Здесь мы защитились просто расстоянием, класть ничего нельзя было, потому что крыша могла разрушиться. Тем самым крыша стала выше, по ней можно было уже ходить, и за счет воздушного расстояния фон на ней стал гораздо меньше.
В помещениях для установки необходимой аппаратуры все приходилось расчищать, стены обдирать, строить дополнительные стены, освинцовывать, некоторые помещения просто пришлось залить бетоном, так было проще, чем очистить. Это были, к примеру, дренажные коридоры, по которым шли трубы. Вот это все и называлось дезактивацией. На трубе тоже занимались дезактивацией, убирали графиты с площадки, и с уголковой металлической конструкции вычищали насыпавшийся пепел, графитовые камни.
Того, кто приказал повесить флаг на трубе, его фамилия Самойленко, по нашим понятиям, нужно было посадить за его поступок, а его сделали героем. Люди, которые туда залезли, получили по 5-10 рентген разовой дозы облучения. Какой смысл был гробить людей? Я не знаю, какой пост он занимал, он был работником ЧАЭС. Станции мы не подчинялись и контактировали только для решения общих вопросов.
В общей сложности на ликвидации аварии я отработал 6 смен: в 1986, 1987, 1988 и дважды, весной и осенью, в 1989 году. Дозиметристы А.М. Теплов, С.В. Потылицын и А.В. Казаков – трижды, М.Е.Левданский – дважды.
Шестой раз я ездил на ЧАЭС в 1990-м году на три дня для осмотра металлолома – можно увозить его или нет, использовать в народном хозяйстве или нет. Технику, которая была в нормальном состоянии, не сильно загрязнена, по чернобыльским нормам, свозили на предприятия Томска, Челябинска и Красноярска. Там техника очищалась…
От Горно-химического комбината в ликвидации аварии участвовало 85 человек: 43 дозиметриста, 28 водителей, 15 специалистов рабочих профессий – слесари, сварщики, электрики и один повар – без учета работников Управления рабочего снабжения ГХК.
Размышляя о работе, проделанной Минсредмашем в экстремальных условиях, нельзя не отметить преимущества структуры и качества управления на предприятиях министерства, выращенные квалифицированные и дисциплинированные кадры, их самоотверженность до полной самоотдачи и готовность в любую минуту совершить подвиг рази выполнения задач, поставленных Родиной».
#Музей_Железногорска#железногорск#культураатомныхтерриторий#затомузей
#историяодногопредмета#музей
1. Пропуск на право въезда в зону аварии на Чернобыльской АЭС. Выдан В.А. РУСАНОВУ на период с 10.06.1986 по 08.08.1986.Из фондов Музейно-выставочного центра Железногорска
2. Начальник лаборатории дозиметрического контроля 4-го блока Чернобыльской АЭС Вячеслав РУСАНОВ за работой, 1989 годФото из фондов Музейно-выставочного центра Железногорска
3. Пропуск В. Русанова на право въезда в закрытую зону в г.Припять, 1987 годИз фондов Музейно-выставочного центра Железногорска
4. Дозиметристы на щите управления 4 энергоблоком ЧАЭС, справа начальник лаборатории дозиметрического контроля Вячеслав РУСАНОВ, 1989 годФото из фондов Музейно-выставочного центра Железногорска
5. Удостоверение начальника группы дозиметрического контроля 13 района УС 605 Чернобыля В.А. Русанова на период 15.06-15.08.1987 г.Из фондов Музейно-выставочного центра Железногорска
6. Рисунок В.Ефимова, подаренный В.Русанову в память о совместной работе по ликвидации последствий аварии на ЧАЭС, декабрь 1989 г.Из фондов Музейно-выставочного центра Железногорска
7. Вячеслав Алексеевич РУСАНОВ – ветеран Горно-химического комбината, участник ликвидации аварии на Чернобыльской АЭС, кавалер ордена МужестваФото из фондов Музейно-выставочного центра Железногорска
Русанов Вячеслав Алексеевич
Родился 12 мая 1948 года.
До направления в Чернобыльскую зону работал на ГХК.
На ликвидацию последствий катастрофы на Чернобыльской АЭС был направлен из Красноярска-26 (г. Железногорск) в июне 1986 года от ГХК.
Принимал участие в ликвидации последствий катастрофы на Чернобыльской АЭС несколько раз:
с 10.06. 1986 года по 08.08.1986 года – начальник группы доз контроля 1-го района;
с 15.06.1987 года по 15.08.1987 года – начальник группы доз. контроля 13-го района;
с 19.11.1988 года по 01.05.1989 года – начальник группы доз контроля 3-го района;
с 30.09.1989 года по 29.12.1989 года – начальник лаборатории ДК 4-го блока.
Инвалид III группы.
За умелые и самоотверженные действия, проявленные при ЛПК на ЧАЭС, был поощрен грамотами и благодарностями от руководства УС-605, отмечен нагрудными знаками Союза «Чернобыль».
Награды:
- орден Мужества
Из воспоминаний Вячеслава Алексеевича Русанова:
«Первый раз я выехал в Чернобыль с группой дозиметристов в июне 1986 года. Работал в должности начальника группы доз. контроля. В задачу нашей группы входило обеспечение безопасного ведения работ 1-ым строительным районом (Челябинск-40), контроль облучения персонала района и военных подразделений, занятых на дезактивации территории перед ХЖТО, ВСРО, КПП-2. Группа доз. контроля справилась со своей задачей успешно, ни один работник района не получил дозы облучения выше установленной...».
Воспоминания Вячеслава Алексеевича:
«В апреле 1986 года я был руководителем группы дозиметрического контроля изотопно-химического завода ГХК в городе Красноярске-26. Когда 27 апреля пришло известие об аварии на ЧАЭС, сразу стало понятно, что ликвидация этой беды не обойдется без участия минсредмашевцев. Специалисты с навыками работы с радиационным излучением были только в нашем ведомстве.
В первый раз я выехал в Чернобыль в июне 1986 года. Нас было 5 человек с ГХК, и мы везли с собой по два комплекта приборов на каждого, на всякий случай. К тому времени там был создан отдел дозиметрического контроля, где трудились специалисты из разных закрытых городов министерства среднего машиностроения. В 86-м году стройка, как известно, была разбита на 12 районов, каждый из которых обслуживала своя группа дозиметрического контроля, подчиняющаяся отделу. И была общая лаборатория, куда отдавали для исследований все образцы — почвы, воздуха и так далее.
Я был назначен руководителем группы доз- контроля, обеспечивающей безопасное ведение работ в 1-м строительном районе. Следующие группы дозиметристов ГХК продолжали контролировать работу этого района до полного возведения "Саркофага". Сначала мы располагались в плем-совхозе, на въезде в Чернобыль, затем переехали в школу в Чернобыле, это уже в конце 87-го года было. В помещении, где мы первоначально базировались, излучение было 15–50 млР/час. В дальнейшем фон уменьшался. Как руководитель группы я подчинялся начальнику отдела доз -контроля, а он подчинялся главному инженеру УС-605.
Организация работ, когда мы приехали впервые, была очень простая. Чем меньше бюрократии, тем качественнее работа. В 86-м году работали так, как обычно работают русские, когда им никто не мешает. Надо было делать, значит надо, все это понимали. Были, конечно, балбесы, которые лезли куда попало, но в основном все работали очень хорошо.
После уже «режимщики» вмешивались во все процессы, часто до абсурда. Вот, например, у нас на стене висела картограмма с полной экспликацией помещений ВСРО. Каждый день мы показывали на ней измененные данные доз-контроля. Перемена данных была естественной — шла активная дезактивация внутри помещений вспомогательных систем реакторного
оборудования, в некоторых проходах выкладывали защитные стенки со свинцом для прохода ликвидаторов. Радиационный фон медленно, но снижался. «Режимщики» в 87-м появились: «А что тут у вас? Рентгены, миллирентгены… Это же секретно!». Мы в ответ: «Да всем все давно известно, нет никаких секретов!».
Каждый раз, проводя инструктаж, мы называем цифры. От нас потребовали все данные заклеить. А нам же неудобно контролировать процесс вслепую, мы и схитрили: писали красным фломастером, а заклеивали папиросной бумагой. И нам все видно, и указание выполнили.
В общей сложности я отработал на ликвидации чернобыльской аварии шесть смен — в 1986, 1987, 1988 и 1989 (дважды весной и осенью).
В 86-м году я работал в УС-605 на дезактивации и строительстве "Саркофага", в 87-м — на дезактивации крыш и помещений внутри 3-го блока. Там всё было загрязнено: стены, пол. Кругом валялись куски графита. Опять же, какой-то умник спроектировал атомную станцию с рубероидной кровлей, в которую после пожара всё впиталось и приходилось отдирать. В районе деаэраторной этажерки, которая идет вдоль всех блоков, пришлось крышу на два метра нарастить, она была вся в дырах. Здесь мы защитились просто расстоянием, класть ничего нельзя было, потому что крыша могла разрушиться. Тем самым крыша стала выше, по ней можно было уже ходить, и за счет воздушного расстояния фон на ней стал гораздо меньше. В помещениях для установки необходимой аппаратуры все приходилось расчищать, стены обдирать, строить дополнительные стены, освинцовывать, некоторые помещения просто пришлось залить бетоном, так было проще, чем очистить. Это были, к примеру, дренажные коридоры, по которым шли трубы. Вот это все и называлось дезактивацией. На трубе тоже занимались дезактивацией, убирали графиты с площадки, и с уголковой металлической конструкции вычищали насыпавшийся пепел, графитовые камни.
Того, кто приказал повесить флаг на трубе, его фамилия Самойленко, по нашим понятиям, нужно было посадить за его поступок, а его сделали героем. Люди, которые туда залезли, получили по 5–10 рентген разовой дозы облучения. Какой смысл был гробить людей? Я не знаю, какой пост он занимал, он был работником ЧАЭС. Станции мы не подчинялись и контактировали только для решения общих вопросов.
Шестой раз ездил в 1990-м году на три дня для осмотра металлолома, можно увозить его или нет, использовать в народном хозяйстве или нет. Технику, которая была в нормальном состоянии, не сильно загрязнена, по чернобыльским нормам, свозили на предприятия Томска, Челябинска и Красноярска. Там техника очищалась…»
